Дом с прозрачными стенами

   Научил ли чему-нибудь человечество XX век? Хочется верить, что мы усвоили его жестокие уроки. Вера в Бога, гуманизм, традиционные ценности, любовь - кажется, нет ничего, что наш век не подверг бы сомнению. Вместе с тем, никогда прежде человек не достигал такого могущества. Мы почти поверили, что можем сами разрушить мир.

   XX столетие настолько приучило нас к новшествам, что мы даже перестали им удивляться. Лазер есть в каждом доме, где слушают компакт-диски. В трущобах Бомбея смотрят спутниковое телевидение - абонентская плата уже по карману велорикше, да и подержанный телевизор стоит недорого. В видеомагнитофонах применяются поистине космические технологии, и никого не удивляет, что при производстве компьютерных чипов приходится в буквальном смысле манипулировать молекулами... Кажется, в нашем веке реализовались все вековые стремления человечества: люди преодолели земное притяжение и опустились в глубины океана, заглянули на другие планеты - если не сами, то с помощью автоматов (да и то лишь потому, что в полетах на Марс не было никакого экономического и политического смысла: технически это было возможно еще в начале 1980-х), - и даже провели себе в дома горячую воду. А ведь всего сто лет назад Герберт Уэллс, живший во вполне цивилизованной Англии, мечтал: <Отсутствие остроумных санитарных приспособлений мешает снабжению спален достаточным количеством кипятка и холодной воды, и мы ежедневно считаемся с тасканием воды и помоев. Все это прекратится. Любая спальня будет снабжена ванною.> Самое удивительное - мы научились фиксировать звуки и образы, и наше время никогда не будет для потомков таким таинственным, как для нас, скажем, XVII век (хотя практика показывает, что новейшие средства хранения информации не более прочны, чем бумага).

   И все же главным итогом XX века стало осознание - на самом бытовом уровне - единства мира. Люди, народы, государства разъединены по-прежнему, но мир един. Наверно, это хорошо. Во всяком случае, те, кто думает иначе, рискуют оказаться под бомбами или, самое малое, под угрозой международных санкций. Любые политические или экономические действия без оглядки на единство мира автоматически ставят тех, кто их совершает, под угрозу. У этого единства четыре аспекта - политический, экономический, экологический и информационный.

   Политический аспект связан с практически повсеместным, хотя и не всегда открытым признанием "общечеловеческих ценностей" выше интересов отдельных государств. Кавычки необходимы, поскольку набор и трактовка этих ценностей непостоянны и изменчивы. Обычно их связывают с Западом, но свой набор общечеловеческих ценностей могут предложить самые разные страны, религии и социальные группы. И они готовы столь же последовательно распространять их и отстаивать, что и страны Запада. Говорить о борьбе идеологий или религий в данном случае не совсем уместно, потому что сегодня и религия, и идеология становятся частными проявлениями чего-то качественно нового. Но понимается это <новое> совершенно различным образом. Пожалуй, речь и в самом деле идет о столкновении цивилизаций, каждая из которых по-своему осмысливает некие всеобщие ценности.

   Для политической и духовной реальности ближайшего будущего главное, однако, не в самих ценностях и не в тех конфликтах, которые возможны вокруг них, но в том, что практически все отказываются от преобладавшего в течение последних нескольких столетий принципа главенства национального. Нерушимость границ всегда была таковой больше на бумаге, но до недавнего времени границы чаще всего нарушались в ходе борьбы государств и их союзов между собой во имя по-разному толкуемых <национальных интересов> - по большому счету, никто не вторгался на территорию другого государства ради неких абстрактных принципов. Даже гитлеровская Германия не претендовала на то, чтобы распространить идеалы национал-социализма на весь мир - она просто хотела мир сделать своей колонией.

   Возможно, одной из первых "идеологических войн" стала гражданская война в Испании, где левые попытались противостоять фашизму, но потерпели поражение. Как знать, не повредила ли им советская поддержка, ибо СССР тогда уже переходил от идеалистической революционной внешней политики к вполне великодержавной. Тем не менее, наша победа во Второй мировой войне убедила многих прежде всего в правоте коммунистических идеалов. Именно победе обязан своим существованием советский блок - страны Восточной Европы входили в него отнюдь не только под давлением грубой силы, но - как бы ни трудно было в это поверить - из искреннего сочувствия новым идеалам; другое дело, что для многих из этих стран советское присутствие больше походило на оккупацию. В дальнейшем <коммунистические идеалы> стали просто торговой маркой для имперской, по существу, внешней политики. В свою очередь, страны <третьего мира> обращались с нашими руководителями так же, как некогда с христианскими миссионерами: говорили им то, что тем было приятно слышать, а сами двигались своим путем. Все же кое в чем мы преуспели, и заслужили гордое именование <Империя Зла>, намекающее на то, что противостояние в мире существовало не только на военно-политическом, но и на метафизическом уровне.

   Ситуация коренным образом изменилась в самые последние годы - пожалуй, в 1980-е, - когда все вдруг пришли к выводу, что границы есть всего лишь условные линии, разделяющие людей, но неспособные ни от чего защитить их. Сначала это показали расчеты, убедившие даже самых твердолобых политиков и военных в бессмысленности полномасштабной ядерной войны - что толку наносить даже безответный ядерный удар, если спустя несколько часов его последствия поставят победителя почти в такое же печальное положение, что и побежденного? В 1986 г. Чернобыль подтвердил это на практике, доказав при этом и правоту экологов, с мнением которых с этих пор начали всерьез считаться.

   Одновременно границы успешно стирались средствами массовой информации; того же требовала и давно утратившая национальный характер мировая экономика (экономическое и информационное единство мира лучше всего проявляется в компьютере, на котором пишутся эти строки). Да и всем нам, в конечном счете, хотелось ездить по всему миру без каких-то досадных перегородок - в конце 1980-х в путешествие за пределы своих стран ежегодно ездили около 325 млн. человек..

   Фактически 1990-е годы увидели начало конца национальных государств. <Крупные многонациональные империи, объединяющие огромные территории и разнообразные народы под властью какой-нибудь одной нации, уступают свое место преимущественно многонациональным государственным организмам и промышленно-финансовым организациям>, -- пишет академик Никита Моисеев, называя эту новую политическую систему <миром транснациональных корпораций>¹. Необязательно, кстати, американских. Было бы грубым упрощением связывать процессы глобализации только с США или с Западом. Просто там эти процессы начались раньше. Транснациональным корпорациям абсолютно безразличен адрес штаб-квартиры, они действуют не в интересах приютивших их государств, а в своих собственных - включая и интересы рядовых акционеров. Проникновение иностранного капитала в США происходит подчас самым неожиданным образом - недавно американцы обнаружили, что до половины американских мотелей - едва ли не самой характерной приметы американского образа жизни - сосредоточено в руках одной индийской семьи. Логику отношений в этом будущем мире лучше всего выразил Вацлав Гавел в статье <Косово и конец национального государства>:

   <Югославия подверглась атаке без прямого мандата ООН. Это не было безответственным шагом, предпринятым как акт агрессии или из неуважения к международному праву. Напротив, это случилось во имя права, которое стоит выше, чем закон, защищающий суверенитет государства. Альянс действовал из уважения к правам человека, по велению совести и международных юридических документов.

   Это - важный прецедент на будущее. Тем самым было ясно сказано, что нельзя убивать людей, изгонять их из своих домов, пытать их и отнимать их собственность...>²

   В этих словах анахронизмом выглядит упоминание о юридических документах. Скорее, это просто дань традиции. Совесть - вот главное. Было бы заблуждением полагать операцию в Косово всего лишь актом агрессии сильного против слабого. В этом нет рациональной геополитики - рационально пыталась действовать Россия, поэтому-то наши действия и выглядели смешно (а вовсе не потому, что мы так уж слабы). НАТО и "все прогрессивное человечество" поднялось на защиту священных прав человека, которые, по словам того же Гавела, <исходят откуда-то из внечувственного мира>. По сути, операция в Косово стала чем-то вроде крестового похода. Мы же на Балканах всего лишь защищали российские интересы.

   Замечание из 2003 года:
Спустя четыре года после того, как писались эти строки, очевидно, что война в Ираке стала еще более явным выражением этой политики. Те, кто полагает, что США и Британия сражались "за интересы", глубоко заблуждается. За "интересы" сражались их малые союзники - некоторые страны Залива, Польша и т.п. Свои интересы отстаивали страны-противники войны - Германия, Франция, Россия. Но США и Британия действовали не только из своих "мирских" интересов. Это была священная война - во имя священных принципов. Не христианских - тут не только религия, сколько эстетика. Попросту говоря, Саддам Хусейн был противен американцам... Врал, двуличничал... И они смели его как сметают мусор...

   Некоторые аналитики называли Балканскую войну последней войной XX века. <С одной стороны - Сербия, защищающая свою территорию, границы, суверенитет во все более глобальном мире, где эти понятия перестали что-либо значить. С другой стороны - НАТО, объявившее, что сражается за права человека> ... или за что-то совершенно иное - но в любом случае, не за землю. Впрочем, это казалось бы очевидное мнение нуждается в существенной корректировке. Сербы тоже сражались вовсе не за <территорию>. Косово для них не провинция, контроль за которой важен стратегически, а живая историческая память. Сравнение, может быть, грубое и, как теперь принято говорить, <не политикорректное>, но представьте себе реакцию русских, если бы Куликово поле заселили, скажем, татары и провозгласили бы суверенитет (хотя нынешние "татары" почти никакого отношения к завоевателям XIII века не имеют, они вообще не столько татары, сколько булгары). Соединенные Штаты, может быть, согласятся признать независимость Гавайских или Алеутских островов, но вряд ли стерпят, если вдруг штат Вирджиния заселят арабы и провозгласят его исламской республикой.

   События конца 1990-х годов на Балканах, навязчивое внимание зарубежных правоохранительных органов к движению российских капиталов - все это разносторонние проявления развернувшегося в мире процесса глобализации, процесса, итогом которого должно стать исчезновение национальных государств в современном смысле слова. <...Идол государственного суверенитета должен неизбежно рассеяться... идея невмешательства - теория о том, что нам нет никакого дела до того, что происходит в других странах, что нас не касается, нарушаются ли там права человека также должна оказаться на свалке истории,> - убеждает нас Гавел. (Точнее, не нас, а канадских парламентариев, в речи перед которыми он, в частности, сказал: <Слепая любовь к своей собственной стране ... стала опасным анахронизмом, источником конфликтов и, в предельных случаях, невероятных человеческих страданий>. Надо полагать, канадцы, едва спасшие свою страну от раскола, оценили такт президента Чехии.)

   Права человека и впрямь кажутся основным предлогом: во имя прав человека ООН вмешивалось в события в Сомали, Камбодже, Боснии... Никого больше не удивляет, что международные наблюдатели следят за тем, отвечают ли выборы в той или иной стране демократическим стандартам. Арест бывшего чилийского диктатора Пиночета в Англии на основании обвинений, выдвинутых в Испании, и долгий процесс о его выдаче был лишь прецедентом, и сегодня мы почти не удивляемся тому, что в 1999 году швейцарские прокуроры играли в нашей внутренней политике едва ли не большую роль, чем российские.

   Постепенно мы привыкаем жить в этом новом и неустойчивом мире, который походит на дом, в котором стены вдруг стали прозрачными. Негде укрыться - все на виду, в том числе самые интимные и отвратительные проявления жизнедеятельности государственного организма. Поначалу все были возмущены и шокированы, а потом ничего, притерпелись. В свое время так же шокированы и возмущены были американцы, у которых эпоха <прозрачности> наступила несколько раньше - едва ли не в каждом втором боевике середины семидесятых герою противостоит его же собственное отвратительное государство.

   В самом деле, куда государству без спецслужб с их сомнительными методами? Без тюрем и каторги (как бы она не называлась)? Без нечистых на руку чиновников?.. Но за прозрачными стенами негде спрятаться и фарисею. Знаменитый лингвист (и левак-анархист) Ноам Хомский (Noam Chomsky; в русских научных публикациях его имя, как правило, передают как "Ноам Хомский", в прессе в последнее время имя пишут "Наум" или "Ноам", а фамилию - "Чомски", "Чомский", "Хомски". Отец ученого в 1913 г. уехал из России, его фамилия была "Хомский") иронизирует в журнале : <Представьте, что Иран предложил бы ввести свои войска в Косово, чтобы предотвратить массовые убийства [мусульман], а Запад решил бы, что можно обойтись без вторжения - предложение Ирана отвергли бы как смехотворное>. Можно обойтись и без воображения - никто не влезает в дела Турции, многие годы ведущей с курдами войну, размах которой намного превосходит действия югославской армии в Косово. Двойной стандарт? Да, но временами его дополняет вполне прагматичный подход. Вьетнамские коммунисты отнюдь не пользовались любовью <цивилизованного мира>, но когда в середине семидесятых они без всяких мандатов вторглись в Камбоджу, чтобы положить конец массовым убийствам (по сути - истреблению населения), которые осуществлял режима Пол Пота, никто не осудил их. Двойной стандарт - неотъемлемая черта прозрачного нового мира, ибо мир этот еще слишком молод и не успел выработать новой морали.