Пока, однако, глобализация, в авангарде которой идет микроэлектроника и телекоммуникации, развивается стремительными темпами. Если этому процессу будет содействовать политическая воля, то к XXII веку весь мир будет охвачен единым рынком. В политическом смысле он еще будет разделен на государства, но экономически они уже не будут независимыми.

   Усилится роль негосударственных транснациональных сообществ - сплоченные новыми средствами массовой коммуникации, они станут оказывать самое серьезное влияние на мировую политику. Спектр их весьма широк - от религиозных сект и экологических организаций, таких, как <Гринпис>, до какого-нибудь Общества творческого анахронизма.

   Дорога к глобальной экономической интеграции вряд ли будет приятной и мирной. Напряженность, возникающая между интересами транснациональных компаний и интересами местных политиков и национальных правительств время от времени будет приводить к конфликтам - экономическим и даже военным, указывает директор Института мировой экономики в Вашингтоне Фред Бергстен. Тем не менее, его прогноз на XXI век выглядит вполне оптимистичным. (Бергстен исходит из того, что крупных международных конфликтов удастся избежать, уровень военного противостояния будет заметно ниже).

   В первую четверть XXI века, полагает он, мир может разделиться на две большие группировки:
- расширенное Европейское сообщество, включающее Восточную Европу и часть России к западу от Урала;
- Азиатско-Тихоокеанское экономическое сообщество, включающее значительную часть Латинской Америки и простирающееся на Индийский субконтинент.

   К середине XXI века ведущее место в мире займет сильная международная организация, обладающая полицейскими функциями - возможно, она будет создана на основе ООН. Причинами, которые выдвинут этот прообраз <мирового правительства> на передовые рубежи в международной политике, станет необходимость жесточайшего контроля над оружием массового уничтожения - возможно, после применения ядерного оружия в одной из региональных войн первой половины XXI века - а также растущее число локальных конфликтов и нежелание экономических сверхдержав того времени - США, единой Европы, Японии и Китая - в них вмешиваться. Мир станет слишком <горячим> и потребует от всех политического сотрудничества. В дальнейшем, в начале XXII века, эта обновленная ООН может вобрать в себя международные экономические организации, такие, как Мировой банк, Международный валютный фонд и т. д., после чего превратится во Всемирную экономическую организацию. Не исключено, что после этого многие государства добровольно передадут ей свой суверенитет...

   Еще одним фактором, который во многом определит облик следующего столетия, станут миграции. Новое <великое переселение народов> фактически началось с падением <железного занавеса> (может быть, он и пал потому, что невозможно было остановить стремление восточных немцев, венгров и чехов на Запад). Сейчас эта волна охватила территорию бывшего СССР, Восточной Европы и Северной Африки. В Америке аналогичный процесс наблюдается в Мексике и в северной части Латинской Америки. Кроме того, новые иммигранты прибывают в Канаду, Австралию и Аргентину. Двери открывает даже Япония. По-видимому, пик этой волны придется на вторую четверть XXI века, полагает Бергстен. К тому времени старение население и падение рождаемости приведет к значительной нехватке рабочих рук в развитых странах; вместе с тем, уровень жизни в них все еще будет намного превосходить уровень жизни в других регионах планеты, а конфликты и социальная неустроенность в странах Третьего мира будут вынуждать людей покидать родные места.

   Культурные и экономические последствия этого переселения будут колоссальными, и в полной мере проявят себя к середине XXI века. США снова станут самой молодой в мире промышленно развитой страной. В Европу вольется свежая кровь - как в виде новых, экономически окрепших, членов Европейского союза, так и в лице массы иммигрантов, преимущественно из мусульманских стран и, возможно, России. В конечном счете, ко второй половине следующего века в мире сформируется несколько качественно новых экономических центров, которые, наряду с транснациональными корпорациями, будут определять облик мира вплоть до XXII века:¹

   Мексамерика - многочисленное население северных штатов Мексики в сочетании с технологическим и финансовым потенциалом Техаса, Калифорнии и других штатов юго-запада США;

   Большой Южный Китай - область, включающая Южный Китай, Тайвань, возможно еще некоторые страны Юго-Восточной Азии. Как экономическое единство может возникнуть уже в начале XXI века.

   Великая Аравия - страны Среднего и Ближнего Востока. Процветание их основано на людских ресурсах Египта, капитале Саудовской Аравии и стран Персидского залива и на израильских и иностранных технологиях.

   Новый <Благодатный полумесяц> - Иран и Ирак, соединившие свои ресурсы и перешедшие к сотрудничеству. Курдистан получает независимость и играет субрегиональную роль.

   Южная Африка - ЮАР и соседи.

   Восточная Европа - страны Восточной Европы, включая Украину, Молдавию, возможно, Закавказье.

   Северо-восточная Азия - российский Дальний Восток и Северо-Восточный Китай с центром - объединенной Кореей.

   (Еще раз заметим, что речь идет не о политических, а о региональных экономических центрах).

   Конечно, трудно надеяться, что все пойдет так гладко, и страны так легко поступятся своими национальными и религиозными принципами во имя довольно-таки абстрактных идеалов глобальной экономики. Тем не менее, будущие центры Бергстен указывает не произвольно, а с учетом давно сложившихся экономических и политических связей. Конечно, может статься, что экономическим центром Северо-восточной Азии станет не объединенная Корея, а Тайвань или континентальный Китай - но при всех прочих равных обстоятельствах это более вероятно, чем Сахалин или даже Хабаровский край: Дальний Восток России обречен оставаться на периферии, и может выйти на первый план лишь в случае каких-то политических катаклизмов в Китае.

   Те же тенденции можно истолковать с совершенно противоположной точки зрения. Многие футурологи, особенно близкие к <зеленой> общественности, видят в нынешней глобализации экономики начало глубокого кризиса - так называемого кризиса пределов роста. Этот кризис, связанный с одновременным быстрым ростом населения планеты, промышленного производства, загрязнения окружающей среды, при углубляющемся разрыве между бедностью и богатством, может разразиться в любой момент и привести к моментальному развалу всей мировой системы. В 1998 г. с таким прогнозом выступили председатель совета Социально-экологического союза Святослав Забелин и социолог Александр Шубин.²

   По их мнению, распад СССР в мягком варианте продемонстрировал то, что в гораздо более суровом виде испытает в начале XXI века все человечество.

   Так же, как сегодня все человечество, Советский Союз попросту проживал средства, полученные от эксплуатации казалось бы неисчерпаемых природных ресурсов, вместо того, чтобы вкладывать их в новые технологии.

   СССР, так же, как и вся планета, столкнулся с загрязнением окружающей среды, которое в густонаселенных районах нашей страны достигло таких масштабов, что стало непосредственно сказываться на здоровье всего населения. Это выразилось в резком сокращении продолжительности жизни, возросшей детской смертности, широком распространении таких заболеваний, о которых уже успели забыть и вспышках неизвестных болезней (помните <желтых детей> на Алтае?).

   Наконец, СССР столкнулся с кризисом бюрократического и менеджерского принципов управления, противостоящих самоуправлению и самоорганизации. Мировая социалистическая система управления, строго иерархическая и не терпевшая никаких отклонений от этого принципа (<на местах>, как мы помним, не решалось практически ничего, а тот, кто рисковал принимать самостоятельные решения, рисковал не только карьерой, но и свободой). Фактически окончательное решение зависело от способности одного человека выбрать наилучший вариант из множества возможных, - пишут С. Забелин и А. Шубин. - Но это возможно лишь при управлении относительно небольшим количеством людей или объектов. Когда же число управляемых исчисляется миллионами и миллиардами, оптимальное решение можно в лучшем случае угадать. В результате обратная связь теряется, , а сама система управления в поисках стабильности или во имя выживания слагающих ее элементов <начинает дробиться на более простые самоуправляемые подсистемы. Каждое неэффективное решение руководства создает угрозу катастрофического обострения внутренних противоречий системы и ее распада>. Результатом стал распад СССР, следствием чего стало <резкое сокращение числа функций, осуществляемых государственной властью>. Это выразилось в том, что в какой-то момент население оказалось брошенным на произвол судьбы. Чтобы выплыть, государство сбросило за борт здравоохранение, образование, систему подержания законности и частично пожертвовало даже национальной обороной и территорией. Горбачев, по существу, оказался в роли капитана <Титаника>, уверенного в мощи и непотопляемости своего корабля.

   Политики сейчас могут говорить что угодно, но когда корабль идет ко дну, единственное, что остается - это борьба за живучесть. Нам с грехом пополам удалось заделать пробоину и остаться на плаву. Мы даже получили возможность осмотреться и подумать, что все могло бы быть гораздо хуже.

   Расслабляться нельзя. Россия сегодня достаточно прочно привязана к мировой экономике, для которой, полагают С. Забелин и А. Шубин, это <гораздо хуже> еще впереди - ожидать неприятностей надо где-то в районе 2010 года. Сбой в социально-экономическом развитии индустриально развитых стран запада неизбежно вызовут кризис, подобный тому, что сопровождал распад СССР. А поскольку благополучная и граждански зрелая Америка и Европа не потерпят отказа от своих социальных завоеваний, <этот кризис может вызвать настоящую революцию на Западе>.

   Каковы же будут последствия кризиса, если он все-таки разразится? С. Забелин и А. Шубин ожидают <стремительного восстановления и укрепления всех межгосударственных границ и барьеров..., обратного распада мира на множество замкнутых государственных экономических систем>. Одновременно сформируются влиятельные региональные общности и надгосударственные элиты, например, Евросоюз, Североамериканский, Латиноамериканский, Евразийский (на территории части бывшего СССР) союзы, позднее - Индийский, Арабский и Китайский союзы. (Этот список почти совпадает со списком будущих центров мировой экономики, который приводит Бергстен.) В любом случае единый мировой рынок резко сократится, а производства, ориентированные на экспорт, а также те, технологическая цепочка которых разбросана по разным странам, потерпят крах. Очевидно, что резко упадет влияние всех международных органов и организаций, начиная с ООН. Снизится и роль международного права. В большинстве стран государственная власть откажется от социальных обязательств, сосредоточившись на усилении и совершенствовании силовых и полицейских структур. Одним из последствий такого шага станет упадок роли образования и науки, что в конечном счете приведет к <потере достижений науки последних столетий, а скорее всего к отрицанию самой науки как основы организации жизни и управления обществом и замене ее в массовом сознании системой постмодернистских мифов>. Вслед за тем, предсказывают С. Забелин и А. Шубин, начнется борьба за новый передел мира.
(Примечание из 2003 года:
кажется, эта точка зрения ближе к истине. Разве что передел мира уже начинается...)

   Авторы прогноза отмечают, что развитие событий по этому кризисному сценарию может быть благоприятно для самых разных сил. Проигрывают сытые, социально защищенные, склонные полагаться не на себя, а на государство. Как всегда, проигрывают бедные и слабые. Одним словом, тихие обитатели мегаполисов, потихоньку делавшие карьеру, добросовестно ходившие в церковь (вариант - на партсобрания), отдававшие все силы <родному заводу>, копившие деньги на старость и не желавшие ничего лучшего для своих детей... Выигрывают сильные, не связывающие себя <устаревшей> моралью, изобретательные, полагающиеся только на себя... В списке выигравших - приверженцы религиозных сект и альтернативных стилей жизни, преступные группировки, люди искусства, производители оружия поля боя, естественные монополисты (к примеру, энергетики), экстремистские организации, мелкие предприниматели, традиционное крестьянство, наконец, многие из тех, кто занят в сфере информационных технологий...

   Конечный результат - уравнение со множеством неизвестных. Вступив в глобальный кризис, цивилизация может выйти из него, преобразившись, а может долгие столетия блуждать по его лабиринтам - до тех пор, пока прежняя духовная и интеллектуальная элита не вымрет физически. Тогда уцелевшие начнут с чистого листа на ее руинах.