Искусственные миры

   Новые технологии всегда внушали людям страх. Иногда совершенно первобытный ужас. Охваченный таким ужасом человек творит странные мифы, силой воображения слегка приподнимая завесу, скрывающую будущее. По страницам дешевых журнальчиков начала XX века гуляют автомобили-убийцы, взбесившиеся аэропланы, почти одушевленные паровозы... Что уж говорить о телефонах, по которым звонят покойники, или о радио, которое не то должно принести в мир всеобщее счастье, не то стать средством тотального контроля над мыслями.

   Сегодня электронные средства массовой информации формируют общественное сознание, голоса умерших кумиров звучат по радио и в телепрограммах, и ничто не мешает запечатлеть на видео образ любимого дедушки, чтобы и праправнуки знали, каким он был... Вышедшие из-под контроля самолеты падают по несколько раз в год, а риск оказаться под колесами автомобиля жители больших городов вообще не принимают во внимание. Это - наш мир, и мы не видим ничего ужасного в нашем образе жизни. Неприятности случаются, но это неизбежная плата за маленькие радости и удобства жизни. В конце концов, наших пращуров ничуть не смущал риск погибнуть на охоте.

   Мы страшимся лишь того, к чему не успели привыкнуть. К примеру, компьютеров. То есть, конечно, мы знаем, что ничего ужасного в них нет - они стоят в любом офисе, основам компьютерной грамотности учат в школе... Но если вам под сорок, избавиться от психологического барьера нелегко. Сами-то вы к нему, может быть, и не подходите, но вот ваш ребенок проводит перед монитором долгие часы. А от него, говорят, излучение... И какие-то тупые эти компьютерные игрушки... А кто знает, что раскопает ребенок в компьютерных сетях?..

   Компьютеры, с мыслью о которых, пусть и не без труда, успело свыкнуться старшее поколение, -- эти солидные невидимые машины, установленные в научных центрах или в строгих государственных учреждениях, компьютеры, к которым с трепетом относились даже всесторонне подготовленные специалисты, - вдруг стали доступны всем без разбора. Школьникам и студентам, тупым обывателям, всяким злонамеренным типам, -- словом, дилетантам всех мастей.

   И тогда пришел страх. Потому что электронные <супермозги> - многочисленные <мультиваки> и <униваки> старых фантастических романов, вынашивающие в мрачных подземельях планы господства над миром, так и остались плодом воображения. А Интернет существует здесь и сейчас, и любой может получить к нему доступ даже бесплатно.

   В сущности, Интернет - всего лишь один из побочных эффектов компьютерной революции, который превратился в самостоятельный феномен. Сеть создавалась как средство обмена данными, но теперь она сочетает в себе черты банка данных, библиотеки, клуба, средства связи и массовой информации, торговой сети и шоу-бизнеса... Не исключено, что очень скоро люди смогут делать в Сети фактически все то же, что и в реальной жизни, с одним лишь отличием - они не будут присутствовать там во плоти. Впрочем, последнюю проблему отчасти могут решить технологии виртуальной реальности.

   Что такое Интернет, какова роль <Всемирной путины> в происходящих сегодня событиях и в будущем веке, пока еще не удается осмыслить. Хотя Сеть называют <Всемирной>, по существу, до сих пор она оставалась американским феноменом. Даже если к 2005 году число пользователей Интернета достигнет миллиарда человек, все равно большая часть жителей планеты останется в стороне. У трех четвертей населения мира даже телефона нет, не то что модема или компьютера. Говорить о глобальности Интернета несколько преждевременно еще и потому, что 90 процентов сайтов сегодня - американские. Учитывая, что сеть развивается неравномерно, можно предположить, что такое положение сохранится еще на 10 - 15 лет, и лишь после этого другие страны начнут постепенно догонять США.

   Последствия могут оказаться достаточно неожиданными, и некоторые начинают сказываться уже сегодня. Прежде всего, Всемирная паутина разделила человечество на три неравные части - тех, кто уже в сети, тех, кто в перспективе подключится к ней, и тех, до кого Интернет никогда не дойдет. Последнее может показаться слишком пессимистическим заключением, но увы, половина человечества до сих пор не может позволить себе никаких технических игрушек, кроме жизненно необходимых или самых дешевых. (Вспомним, что наручные часы широко распространились по свету лишь после 1990 года.) Сеть разделяет не только разные страны, но и граждан одной страны, причем в странах, где <уровень интернетизации> выше, чем в России или в странах Третьего мира, это уже начинает самым непосредственным образом влиять на общественную жизнь, способствуя расслоению общества. Те, кто уже в Сети, получают колоссальное преимущество, ибо могут накапливать знания и обмениваться информацией с колоссальной скоростью. Они могут использовать все преимущества Интернет-экономики и делать огромные деньги буквально из ничего. Они могут высказывать свое мнение по любым вопросам, направляя свои послания известным политикам и ученым. Активные пользователи Интернета уже ощущают себя бесплотными гражданами постмодернистского <киберсообщества>, и процессы, происходящие в этом сообществе для них иногда важнее, чем то, что происходит в их собственной стране. Проще говоря, они переселяются в киберпространство, в свою <всемирную деревню>. Если власти не пытаются жестко контролировать Сеть и не мешают зарабатывать с ее помощью деньги, а электричество подается бесперебойно, обитатель Сети может почти не обращать внимания на события за стенами своего дома. Эти люди могут позволить себе жить, где им нравится, и делать там то, что им хочется. Все свое они носят с собой - был бы компьютер, электричество и телефонная связь. Такой стиль жизни раздражает соседей и бюрократию, ибо те плохо понимают, чем живут граждане киберпространства и каким образом зарабатывают себе на хлеб.

   Вместе с тем, будущее информационное сообщество может оказаться крайне нестабильным. Александр Неклесса называет его реальностью <организованного хаоса>, ибо в этой транснациональной среде возможно все и ничего. Иными словами, интернет-экономика так же реальна, как и интернет-любовь - можно зайти сколь угодно далеко, но в последний момент сказать <я больше не играю>. Общее между ними заключается в том, что в обоих случаях используются вполне реальные ресурсы: в первом - реальная экономика, во втором - живые чувства...

   Природа страха перед информационными технологиями сложна. Прежде всего, в глубине души мы боимся свободного доступа к информации, свободного общения людей друг с другом. Такие опасения не новы - еще сто с лишним лет назад некоторые уважаемые мыслители (тот же К. П. Победоносцев) всерьез полагали за благо оградить народ от всеобщей грамотности или общедоступных библиотек. Еще прежде такие же страхи вызывало книгопечатание, а уж в составлении списков запрещенных книг за последние две с половиной тысячи лет поднаторело настолько, что до сих пор никак не может остановиться... Добавьте к этому старинное правило - с чужими не разговаривать без разрешения старших (начальства, партийного руководства и т. д.) - и весь синдром страха перед Всемирной паутиной как на ладони. Компьютерные сети действительно опасны, поскольку подрывают устои общества. Возможно, этот тезис вызовет раздражение поборников демократии и свободы доступа к информации - но лишь в том случае, если они подсознательно считают, что подрывать устои общества, в том числе и демократического, все же нехорошо.

   Что же именно подрывает Интернет? Прежде всего, монополию на распространение идей и знаний. Главный вопрос, который заставляет вздрагивать и пользователей, и правительства - кто контролирует Сеть? Где находится все то, что в ней есть? На первый взгляд кажется, что нигде, но ведь где-то существуют реальные <физические> серверы, жесткие диски, на которых содержится та или иная информация. И это <где-то> может быть совсем не там, где вы ожидаете. Одна из крупнейших баз данных по французской литературе находится вовсе не во Франции, а на сервере Чикагского университета. Если эти данные пропадут - допустим, сервер сгорит во время пожара - они станут недоступны, Франция не может сделать ровным счетом ничего. Получается, что, с одной стороны, информация сегодня доступна всем, с другой - чрезвычайно уязвима. В принципе, уязвимость - одна из характерных особенностей информационного общества. Можно сказать, что так мы расплачиваемся за свободный доступ к знаниям и информации. Сегодня необходимый нам сайт существует, а завтра мы не можем его найти - всякий, кто работал с Интернетом, помнит возникающее при этом чувство досады. Наконец, если мы находим сайт, вовсе не обязательно, что завтра мы найдем на нем ту же информацию, что и сегодня. Это называется <обновление>. Почему-то часто оно происходит за счет <устаревшей> или <менее ценной> информации, причем она стирается иной раз вовсе не из не из-за недостатка свободного места. Кому-то накладно стало оплачивать дополнительные мегабайты. Кто-то искренне считает, что хранить сведения пятилетней давности не обязательно. Многие ли хранят всю электронную почту? До поры - может быть, а потом лучше очистить почтовый ящик от всякого хлама. Есть и чисто физические причины. Лист бумаги хранится в не самых благоприятных условиях не менее ста лет, а вот на что будут годны нынешние дискеты через 10 лет, не знает никто. Какое-то время они еще будут совместимы с новым оборудованием, но потом содержащуюся на них информацию неизбежно придется копировать. Многие ли захотят с этим возиться?

   Избыток информации создает иллюзию ее необязательности и постоянной доступности. Модно говорить, что <в Интернете все есть>. Однако любой сколько-нибудь серьезный человек с легкостью назовет, например, десяток книг, которых нет в Сети, и которые вряд ли там когда-нибудь появятся - в лучшем случае удастся обнаружить сведения о них.

   Интернет меняет и саму природу нашего знания. <Знание перестало быть тем, чем мы владеем, оно стало тем, что мы посещаем>, -- пишет профессор Монреальского университета Мишель Персанс. Фактически мы не узнаем, но скользим по поверхности, знакомимся, прикасаемся. Знание и культурная память существуют в Сети во фрагментарной и разрозненной форме - и это может оказать такое же грандиозное воздействие на всю мировую культуру, как переход от бесписьменной культуры к письменной. Несколько тысяч лет назад это раскрепостило мысль, освободив интеллектуалов от необходимости помнить все (это относилось не только к эпическим сказаниям и священным гимнам, но и к законам или математике.). Любопытно, что поначалу, видимо, люди решались записывать лишь вещи, по их мнению, незначительные - ученические упражнения, текущие расчеты, деловые записки, -- все по-настоящему важное, очевидно, полагалось держать в памяти.

   Еще одна угроза, которую видят в информационных технологиях - это появление виртуальной реальности и быстрое распространение виртуальных миров. Причина страхов все та же: разве можно позволить каждому вступать в виртуальные миры или, не дай Бог, творить их по своему усмотрению? Но ведь и в этом пристальный взгляд не увидит ничего нового. Создание виртуального мира (а говоря о киберпространстве, и погружение в него) есть акт творчества. Разве можно позволить творить каждому? Особенно в том случае, когда инструмент, которым пользуется творец, меняет реальный мир.

   Проще говоря, за страхами перед киберпространством и доступностью компьютерных технологий стоит старая как мир формула: как можно позволить всяким невеждам читать и писать, что им угодно?

   На уровне технологии преодолеть это опасение невозможно. Оно разрешимо лишь политически или психологически: так Гутенберг, напечатав Библию, по сути санкционировал книгопечатание. А уж потом массовые тиражи превратили книгу в совершенно обычный предмет, доступный каждому.

   С киберпространством все обстоит сложнее. Прежде всего, это не предмет. Если уж на то пошло, это - порождение предмета (или предметов) - компьютера, телекоммуникационных сетей. Если воспользоваться предыдущей аналогией, это содержание, которое мы прочитываем в книге - в той мере, в какой мы ее поняли. <Преступление и наказание> можно прочесть как философский или как социальный роман или как несколько затянутый триллер. Погружаясь в виртуальную реальность, мы свободны в ее интерпретации - так же, как мы свободны в интерпретации реального мира. Второе соображение состоит в том, что сегодня нет той Библии, которая могла бы стать оправданием новой технологии.

   Точного определения понятия <виртуальная реальность> не существует. Философы, специалисты по компьютерным технологиям, психологи и теологи вкладывают в это понятие совершенно разные смыслы. Термин был введен в обращение в 1984 г. американским ученым Джароном Лэнье (иногда пишут <Леньер>). Впрочем, еще в конце 1960-х говорили об <искусственной реальности>, подразумевая под этим некую модель мира, которую человек воспринимает как реальность. Дальними ее предками были авиатренажеры, разработанные еще на заре электронной эры. С тех пор технология создания виртуальной реальности шла по пути совершенствования восприятия. Разработчики стремились не столько имитировать реальный мир, сколько достоверность ощущений человека, погруженного в ту или иную модель. Продвинуться в этом направлении удалось очень далеко - когда-то поражавшие воображение спецэффекты из фильма <Газонокосильщик> сегодня вызывают улыбку. До сих пор виртуальные миры были слишком просты по сравнению с реальным миром, но уже через 10 лет симуляцию невозможно будет отличить от реальности. Для этого нужны просто более мощные компьютеры.

   Вероятно, к 2005 году любой домашний компьютер сможет генерировать виртуальные миры, не менее достоверные, чем те, которые мы видим сегодня, когда смотрим в <большом кино> кадры, созданные с помощью компьютерных технологий. Но сейчас, чтобы достоверно передать движение волос или ткани, для каждого кадра требуется два-три часа расчетов (а в каждой секунде фильма - 24 кадра). А к 2010 г. компьютер сможет создать и показать нам виртуальный мир с такой достоверностью, что мы не сможем отличить его от реальности. Если эта технология окажется достаточно дешева, настанет эпоха виртуальных актеров и телезвезд. К традиционному кино добавятся интерактивные фильмы, в котором зритель-участник будет взаимодействовать с виртуальными и полу-виртуальными (такими же, как он сам) персонажами. Впрочем, чтобы виртуальная реальность стала по-настоящему достоверной, аниматорам предстоит научиться моделировать человеческое лицо. Пока все попытки оказались безуспешными. Один из пионеров компьютерной графики Эд Кэтмулл считает, что мы генетически запрограммированы на узнавание реального человеческого лица. Даже если нарисовать идеальное лицо, нам будет казаться, что в нем что-то не так.

   Для чего человеку погружаться в виртуальный мир? Как ни странно, для того, чтобы существовать там и делать то, что невозможно в реальном мире. На практике это означает, что ребенок-инвалид, не способный передвигаться самостоятельно, в виртуальном мире может перемещаться даже свободнее, чем в реальном мире. А это даст ему возможность полноценно развиваться психически. В свою очередь, здоровый человек способен испытать в виртуальном мире нечто такое, что он никогда не сможет пережить в реальности.

   Многие опасаются, что человечеству придется заплатить слишком высокую цену, когда создание <искусственных миров> станет массовым. Очевидно, это произойдет в ближайшие пять-десять лет. Опасные эффекты, которые разбудит этот процесс, обществом сегодня еще до конца не осознаются. Один из них заключается в том, что <виртуальное пространство, открывая необъятный простор для самореализации и произвола индивида, впитывая в себя разнообразные субъективные откровения, одновременно формализует окружающий внешний мир, превращает его в огромную абстракцию>. Психологи, между тем, уже встревожены. С их точки зрения, цели, которые преследуют технологии виртуальной реальности, - погружение с какой-либо практической целью в <иной мир>, -- преследовались еще в глубокой древности. Их позволяли достичь особые методики психотренинга, часто в сочетании галлюциногенных наркотиков. Однако погружение в компьютерную виртуальную реальность не предполагает предварительной специальной психологической подготовки пользователя (и, увы, не исключает наркотиков). Да и сам компьютер пока не умеет подстраиваться под индивидуальность пользователя. Поэтому пребывание в виртуальном мире способно вызывать у некоторых людей спонтанный транс. Замечен <эффект потери времени> - человек провел за компьютером несколько часов, но ему кажется, что прошло не более получаса. Иногда появляются галлюцинации или непреодолимая тяга вновь погрузиться в виртуальный мир... Но не испытываем ли мы нечто подобное, читая захватывающую книгу?

   На одной из конференций, посвященной виртуальной реальности, ученые отмечали, что дьявольская особенность виртуальной реальности состоит в том, что в ней реально работают обратные связи от нереальных, существующих лишь в математическом пространстве компьютера мнимых объектов. В результате сознание, погружаясь в ситуацию, порождаемую виртуальной реальностью, вынужденно вводится в состояние тотального галлюцинаторного процесса. Возможно, вреда от этого никакого... Но это радикальным образом изменит всю культурную ситуацию. Трудно предположить, каким станет общество, часть членов которого постоянно находится в трансе, и при этом осуществляет какую-то реальную деятельность: ведь значительная часть экономических операций может происходить в Сети, в виртуальном пространстве, и облик этого пространства можно сделать любым, в зависимости от воображения, технических возможностей и чувства юмора. Виртуальное заседание совета директоров компании может проходить в руинах старинного замка, а свою точку зрения придется утверждать мечом, хотя реальные его участники могут быть где угодно - кто-то в своем доме, кто-то в самолете...

   Мы столкнулись с новым измерением, где человек еще не бывал. Человечеству придется научиться жить в разных реальностях. Теперь, по словам заведующего лабораторией философии техники Института философии РАН Вадима Розина, <мы начинаем понимать, что большой разницы между реальностями нет>.